"Декаданс", новый рассказ от Ren

[Ren]

Вот, решила развлечь сообщество своим творчеством...

Декаданс

Все ассоциации, возникшие во время чтения, просьба считать случайными совпадениями, не имеющими отношения ни к автору, ни к читателям.

Единственное, что в своей жизни она умела делать действительно хорошо – это заниматься любовью.

В момент ее рождения, а может быть, еще до него, впрочем, неважно, когда именно, природа почему-то решила быть к ней благосклонной и щедро одарила ее всяческими способностями, количества которых хватило бы на трех, а то и четырех младенцев. Имея все возможности для реализации всех этих даров, она ничегошеньки не развивала: ее внутреннее чутье раз и навсегда освободило ее от амбициозных притязаний, привив вкус к безупречности вкуса. Она прекрасно понимала, что лишена настоящих талантов, поэтому не захотела превращать себя во всеобщее посмешище. Если она не сможет рисовать, как Климт, петь, как Кабалье, или танцевать, как Барышников, то зачем вообще начинать? Ответ на этот вопрос она получила, когда ей было двенадцать, и он был отрицательный. Она немного рисовала, чуть-чуть пела, могла наиграть на слух что-то простое, шила, вышивала, но без отягчающих публику последствий.

Итак, про любовь. Она не утруждала себя чтением многообещающих советов, находя их несоответствующими реальности: публикации в женских журналах ее раздражали, научные труды вызывали ¬отвращение. Она не понимала, как можно раскладывать на технические составляющие божественный процесс, который не только заканчивался, но и начинался всегда по-разному. При этом она не была озабочена ни своим телом, ни общим впечатлением, которое она производила на окружающих - как мужчин, так и женщин. Мнение первых ей было безразлично, а конкуренция со вторыми ее мало интересовала, поскольку она заранее знала результаты. Их попытки выглядеть сексуально лишь веселили ее: откровенные в своих намеках вырезы, наряды, призывно просвечивающие сзади, подчеркнутое отсутствие нижнего белья, бриллиантовые брызги на всех открытых частях их тел… Она же одевалась совсем просто, даря окружающим дамам удовольствие считать, что они, безусловно, лучше ее. Они верили, чем гарантировали спокойную обстановку. Ей оставалось лишь лениво выбирать партнеров, и, останавливаясь на одном из достойных, честно открывать ему карты.

Ее секрет заключался в ее способности улавливать те вибрации, которых обычно либо не замечают, либо не придают им значения. Сам факт слияния ее мало интересовал – только его нюансы, а их было множество. Ее манера заниматься любовью никогда не повторялась: тиражирование копий она считала не столько недостойным себя, сколько оскорбительным для оригинала. А процесс не был похож ни на что – это было ее творчество, недоступное ей в других областях. Чувство, которое она при этом удовлетворяла, не поддавалось определению: матерые психоаналитики поломали бы зубы. Власть? Она была не настолько глупа, чтобы не понимать, что в отношениях мужчин и женщин в нее можно играть только до того. Приятные ощущения? Оргазм ей был безразличен. Спасение от одиночества? Ничто не дает большего ощущения одиночества, чем ночь, проведенная с кем-то. Возможно, это было стремлением к совершенству, которое было гарантировано отсутствием эталона для сравнения.


Ее инструменты были просты – все люди имеют их, но часто не умеют ими пользоваться, подобно тому как создание гениального произведения не является следствием обладания набором красок. Ее воображение не было развито для привлечения разных подручных средств, которые обычно пользуются успехом у пресытившихся пар. Она вообще не понимала, как этим можно пресытиться.

То, что она отдавала, было настолько натуральным и естественным, что мужчины не понимали, в чем тайна ее сексуальности. Ее честное отречение от собственного «я» давало им ощущение власти над ней и ее познания. Некоторым казалось, что они поняли про нее все, некоторым – что ничего. Истина лежала не посередине, как бывает обычно в литературе, – ее вообще здесь не было.

Мужчины всегда понимали, что на этот раз им досталось что-то необычное. Это отчасти их пугало, отчасти разжигало их любопытство. Она ясно отделяла первое от второго и извлекала из своего мира тот самый своевременный жест, который позволял мужчинам в любой момент времени чувствовать себя на высоте. Благодаря ее психологической изобретательности любой из них, вне зависимости от степени собственной опытности, чувствовал себя защищенным от верного спутника мужских неудач - женского недовольства, поскольку контакт с нею протекал в иной плоскости, чем доступные для понимания мужчин физическая и психологическая. Она же просто искала комплементарность – ей было чрезвычайно интересно найти в себе то, что может кого-то дополнить. Если это не получалось, она искренне расстраивалась.

Она не любила слово «секс» и употребляла его лишь два раза в год в разговорах со своим гинекологом. Она вообще не любила говорить на эту тему – ей просто нечего было сказать, а слушать других было скучно. Ей было интересно все, что случалось с другими «до» и «после», но никак не «во время». Она не верила в то, что про это вообще возможно рассказать словами.

Как ни странно, ее сексуальные фантазии совсем не касались женщин. Но она хотела бы быть мужчиной, чтобы один раз в жизни заняться любовью с такой, как она. Хотя она отдавала себе отчет в том, что если бы она была мужчиной, то такая степень абстракции никогда бы ее бы не посетила. Это было по-своему остроумно. Она считала мужчин выше, чем женщин, а женщин - ниже себя. Вследствие чего ее собственное положение становилось трудноопределимым.

Иногда ей нравился декаданс – печальные женщины, бродившие по сумрачным комнатам, читающие стихи на качалках перед каминами: наклон головы, шелест ресниц, прядь у виска, дорожка кокаина, аромат опиума и музыка… Ей хотелось ненадолго попасть в этот мир, чтобы понять: летящее состояние души той эпохи - это была правда или игра? Или - ни то, ни другое...

Она не понимала своего будущего – ее деятельность в мире профессий не представляла для нее ценности. Она не хотела быть как большинство и раздуваться от собственной значимости, обманывая самое себя и окружающих: моральная нищета тех, кто переоценивал свою роль в обществе, была для нее физически невыносима. Создание семьи ей было тоже недоступно – она не столько ненавидела работу по дому, сколько не умела строить близкие отношения: истинное отношение мужчин к себе она понимала уже за гранью разрыва, даже если это была настоящая любовь. Обратно она не возвращалась – боялась мести.

Как-то однажды, несколько месяцев спустя после ее дня рождения, она вдруг поняла: то, что она честно делала каждый день, - это была только любовь. Что ж, совсем неплохо для ее возраста.