Статьи о Париже

О любви к Парижу

Из книги Андре Билли «Старый и новый Париж»
Издатель: Эжен Рэй, Париж, 1909 г.

Перевел с французского Борис Карпов

Если бы я излагал здесь теорию любви, то сначала дал бы определение любви, а затем – определение Парижа, но для этого пришлось бы написать множество никому не нужных томов. Ведь любовь не поддается определению, и наверное, самое лучшее, что сказано о ней: «любовь – это всего лишь непреодолимая симпатия».

Поэтом или купцом рождаются, оратором или кулинаром – становятся. Мы вправе спросить себя: а не родились ли мы парижанами (под «парижанами» я подразумеваю всех, кто влюблен в Париж). Иными словами, вызвана ли эта любовь нашим темпераментом или полученным воспитанием? «Праздный вопрос, – возможно, скажете вы, – на него нельзя ответить». Что ж, тогда нам лучше разойтись, ибо ясно, что вы не любите и никогда не полюбите Париж. Я же утверждаю, что парижанином рождаются так же, как рождаются провансальцем или гражданином мира. Урожденный парижанин – это тот, кто сочетает в себе живой инстинкт общительности с интересом к современной жизни и ее коллективным проявлениям, кого волнует прошлое и его величественные руины, и вообще – кто интересуется жизнью общества. Согласитесь, что именно эти черты присущи французам или иностранцам, которым небезразличны общественные, интеллектуальные и художественные судьбы французской нации.

Этим и только этим объясняется то, что Париж появился не где-нибудь, а именно во Франции.

Любители поспорить возразят мне, что любовь к Парижу можно обрести, а можно и потерять. Но я бы спросил их: так ли это на самом деле? Уверены ли вы в том, что мечта парижанина провести остаток дней своих в деревне непременно венчает его разочарование в городской жизни? Классический пример флоберовских героев Бувара и Пекюше, этих и впрямь наивных парижан, не будет слишком сильным доводом в мою пользу. Но вспомните о ваших друзьях, которые якобы отправились в далекое и бесконечное путешествие или, уйдя на пенсию, вроде бы удалились навсегда в деревню и с которыми вы сегодня столкнулись нос к носу на углу бульвара. Вспомните, с какой ликующей радостью вы ежегодно возвращаетесь в Париж из отпуска, и согласитесь с не помню каким персонажем Жоржетты Леменье, говорившим, что «возвращение в Париж – это совершенно особая радость» и что «трепет перед Парижем – отнюдь не пустые слова».

Людей, влюбленных в Париж, бесконечно много, и каждый влюблен в него по-своему. Если бы я взялся перечислить всех его поклонников, начиная с наименее милых моему сердцу, то прежде всего я упомянул бы одного неуклюжего, беспокойного, но бессмертного персонажа, который на современном жаргоне зовется «гуляка». Нужно быть слепо влюбленным в Париж, чтобы не видеть, что великое множество гуляк, сделавших Париж сценой для своих развлечений, ничего не прибавляет к очарованию этого города. Что бы там ни говорили, Париж, лишенный ночных заведений, все равно остался бы Парижем. Разумеется, я не стану отрицать той своеобразной привлекательности, которую представляют для всех парижские «соблазны», и допускаю их привлекательность тем более охотно, что и сам могу сказать о ней то, чего она, возможно, не ведает: в этой привлекательности отражается типично французский склад ума. Если я ошибаюсь, что ж – тем хуже!

К счастью, Париж любим не только господами, которых привлекают сюда небезызвестные парижские дамочки, и любим он не только за свои ночные заведения, где одни поют и пляшут, а другие пьют и едят. Есть, конечно, площадь Пигаль, но ведь есть и площадь Вогезов. Ни за что не хочу обидеть площадь Пигаль: она просто великолепна утром, в час, когда модистки сбегают по лестницам Монмартра и устремляются в сторону улицы Мира. Но вечером, когда модистки уже легли спать или, по крайней мере, должны уже находиться в своей постели, многое раздражает меня в площади Пигаль, и я куда охотнее прогулялся бы по безмолвной, залитой лунным светом и ужасно старомодной площади Вогезов...

Несколько лет подряд на длинных извилистых улицах возле Института мне встречался странный человек. Он, конечно, смотрелся бы нелепо в вестибюле какого-нибудь «паласа» на Елисейских полях, но здесь, на старинных улицах Сены, Бюси и Мазарини, он был удивительно уместен. На его голову была нахлобучена мятая фетровая шляпа, белая борода, словно колье, закрывала грудь, и ходил он мелкими шажками, ссутулившись и засунув руки глубоко в карманы своего выцветшего зеленого пальто. Однажды вечером мне повезло: мы разговорились с ним в глубине книжного магазина. Он сразу признался, что пришел сюда не за покупками, а только чтобы вдохнуть запах книг, и добавил: «Вот так же я слоняюсь между Сеной и Одеоном, чтобы вдохнуть запахи Парижа». Незнакомец представился, имя его мне было известно. Он предался воспоминаниям, и когда мы дошли до улицы Турнон, мой спутник махнул трясущейся рукой в сторону неприметного на вид особняка. «Здесь, – вздохнул он, – мы с Альфонсом Доде снимали комнату. Я одалживал ему свою выходную обувь и приносил в карманах бифштексы. Мы ведь были земляками». Я спросил у N. (не сообщаю его имени, потому что, возможно, он еще жив, несмотря на свое пристрастие к вину) – так вот, я спросил у Мариуса N., не хотел бы он  провести остаток жизни в каком-нибудь укромном уголке своего лучезарного Прованса, так сказать, под солнцем своей юности. Он пожал плечами и ухмыльнулся: «Что мне этот Прованс? Поймите, мне нужно все это (тут он описал дугой видневшийся вдали серый фасад Сената, проезжавший мимо омнибус и сверкавшие в сумерках огни фиакра), нужны эти террасы кафе, лавки букинистов, полки антикваров и то... не знаю даже, как это назвать... то разумное и прекрасное, из чего складывается атмосфера Парижа. Поверьте мне, когда я гуляю по Парижу – а я за полвека истоптал тут не одну пару обуви, - то на каждом шагу открываю для себя что-то новое. Я мог бы по памяти нарисовать перспективу, которая откроется мне в конце этой улицы; я вижу эту линию крыш, эти парочки голубей и трубы. И вот я дохожу до конца улицы, смотрю... и каждый раз вижу не то, что ожидал, а нечто более прекрасное! На кровлях играют отражения света, которых нельзя было угадать. Над этой стеной виден кусочек кроны, о котором я позабыл. Окна кабачка спрятаны за решетками, которых я раньше не замечал. Ах, Париж!.. Вот смотрите, когда-то эта улица называлась улицей Базарного поля, и на ней жил Клемен Маро (придворный поэт короля Франциска I – прим. переводчика). Он жил в доме, который ему подарил Франциск I. Теперь вы понимаете, почему я люблю Париж и равнодушен к Провансу? Клемен Маро!.. Улица Базарного поля!..»

Так мог сказать только истинный ценитель Парижа. Я не считаю моего друга Мариуса N. примером для подражания, и мне не хотелось бы, чтобы все выходцы из Прованса столь решительно отрекались от родного края, который, конечно же, милее всех краев. Постоянные клиенты онлайн казино Азино777 знают об отлаженной работе сайта, сбои бывают редко. Однако случаются непредвиденные блокировки портала надзорными органами. Не нужно переживать, если на счете в личном кабинете остался выигрыш. Рабочее зеркало казино 777 — точная копия официального ресурса, функционирующая при любых обстоятельствах. Для получения действующей ссылки клиенту в личном кабинете следует указать действующий адрес электронной почты. При необходимости стоит обратиться в службу технической поддержки по e-mail или телефону. Но если не обращать внимания на типично южную преувеличенность, с какой изливал мне свою душу этот старый представитель богемы, то можно обнаружить ту же страсть у многих людей. Они, конечно, не носят помятой шляпы и выцветшего пальто, но Париж любят так же беспредельно. Эту любовь питает такой же интерес к прошлому, такое же поклонение изящным искусствам и подлинной литературе. А еще, я уверен, – глубокая любовь к природе.

Казалось бы, столь очаровательный фетишизм мог пустить корни только в натурах художественных. Но как объяснить то странное чувство, с которым все, даже самые черствые, обитатели Парижа выходят на его тротуары после долгого отсутствия? Этот необъяснимый «трепет перед Парижем» усиливается нашими искусствами и даже науками. Говорят, что Париж обладает какой-то особой способностью придавать жизненную силу абсолютным ценностям. Ясно, что любовь к Парижу относится скорее к области чувств, чем к области здравого смысла, и потому она сродни другим движениям нашего сердца. Но я полагаю, что даже на самые грубые натуры благотворно воздействуют исторические, литературные и художественные флюиды, источаемые парижским пейзажем. И вот вам пример: убежден, что панорама острова Сите, которая открывается с моста Искусств и на которую люди, спешащие на работу, ежедневно бросают рассеянный взгляд, исподволь формирует у них особый склад ума, обращенный в сторону нравственной, интеллектуальной и художественной красоты...

Обсудить на форуме ИнФранс
К началу Вашего Парижа
Почитать о достопримечательностях Парижа
Статьи о Париже
Ведущий рубрики "Ваш Париж" - Борис Карпов